В детстве у меня был набор открыток с краснокнижными животными, и на одной из них был нарисован горал. Пушистый серый козлик бесстрашно смотрел с отвесной скалы куда-то вниз. Мне понравилось и отважное животное, и его звучное название. В "Жизни животных" моей детской рукой карандашом аккуратно помечено, на какой именно странице можно найти описание этой дальневосточной экзотики. Не удивительно, что я сразу согласилась поехать на съемку горала, едва Валерий Малеев об этом упомянул. Спросили у больного здоровье, называется!

Но когда я решила освежить в памяти милый образ, я немного опешила. С фотографий в поисковике на меня смотрели обычные, ни чем не примечательные серые козы. Еще и информации по ним - кот наплакал. Моей решимости не убавилось, я должна была поехать на Дальний Восток и найти настоящих горалов. Не облезлые серые тени, а крепких пушистых скалолазов, которые так понравились мне в детстве. Сказано - сделано.

Добраться до обители горалов нелегко. После долгого перелета через всю Россию пришлось сразу пересаживаться на маленький, мест на 15, самолетик и лететь еще часа два. Места было так мало, что нам даже не позволили взять фототехнику в салон, хотя рюкзаки под нее были специально выбраны аккуратные и небольшие. Единственное, чего мы добились, так это права самим загрузить и выгрузить дорогую аппаратуру.  К этому моменту у меня в черепе основательно прописалась мигрень, но я с любопытством смотрела из окошка. При заходе на посадку наш маленький самолетик швыряло и трясло, но по счастливому совпадению у меня в наушниках играло второе гитарное соло из "Comfortably Numb" группы Pink Floyd, и вместе с красотами под крылом самолета все сложилось в очень яркое впечатление.

Но такой небольшой энергетический заряд иссяк довольно быстро, слишком уж долго на тот момент я находилась в дороге. По пути к базовому лагерю я заснула в тряской "буханке", несмотря на все прыжки по ямам на разбитой лесной дороге.

Думаю, прежде, чем переходить к отчету об экспедиции, надо рассказать побольше о том, что же такое горал, и почему с ним все так сложно. Я не могу раскрыть точное место съемки, чтобы не увеличивать прессинг на редких животных, но в остальном обещаю рассказывать все с предельной честностью.

Итак, чем же может быть интересен этот "серенький козлик", кроме того, что он - самое редкое парнокопытное России? Казалось бы, он мало чем отличается от других горных коз, даже особо заметными рогами похвастаться не может! Но не все так просто. Горал, хоть и входит в семейство полорогих, и даже в подсемейство козлиных,  но выделен в отдельную трибу вместе с другими видами горалов. Ближайшим их родственником считается более крупный и чуть более странно выглядящий серау. Однако не просто так горала когда-то давно считали... антилопой. Нет, из антилоп его разжаловали, но сошлись на том, что горал - переходная форма от козы к антилопе. Об этом говорят некоторые особенности анатомии, но по образу жизни горал все-таки - настоящий козел. Далее, когда я буду говорить о горале, я буду иметь ввиду только один вид - нашего амурского горала.

Это относительно крупное животное - до 80 см в холке и 50 кг веса. Горалы предпочитают жить на небольших индивидуальных участках, обособленно друг от друга. Козлята могут довольно долго держаться с матерью, но взрослые горалы, особенно самцы, - отъявленные индивидуалисты. Несмотря на то, что популяции горала есть в Сихотэ-Алинском и Лазовском заповедниках, пригодных для жилья мест у этих животных довольно мало и они разрозненны. В результате популяция оказалась фрагментированной и лишенной связи между группами животных. Горалу нужны весьма специфические условия. Он любит прибрежные отвесные скалы с "полками", заросшими травой. Здесь немногие хищники могут регулярно охотиться на ловких коз. Самый заядлый любитель козлятинки в здешних местах - рысь. Причем, в отличие от других мест, тут эти кошки часто охотятся группой, устраивая настоящую загонную охоту. Орлы могут сбрасывать молодняк со скал, иногда козлят может побеспокоить харза. Однако самым главным врагом остается человек. Основная причина сокращения популяции горала - потеря мест обитания и браконьерство. С последним на Дальнем Востоке все очень плохо.

Во время экспедиции нас сопровождал сотрудник заповедника, рассказавший, что не редки случаи, когда стоящих на скалах горалов стреляют с проходящих мимо катеров. Стреляют, даже если нет возможности высадиться и забрать тушу, просто из азарта, просто потому, что "Ну а что он там стоит?". Можно и нужно говорить о социальных предпосылках браконьерства, но в конечном итоге - это преступление. У каждого найдется слезливая история, не каждый становится преступником. Тем же смотрителям заповедника тоже нелегко приходится, и зарплаты у них мизерные, но те, с кем я общалась, бережно относятся к природе. Таких людей мало, пока что слишком много тех, кому глаза застит перспектива легкой поживы. Увы, части тела горала также пользуются спросом на черном рынке как компоненты рецептов в традиционной тибетской медицине. Человеческое невежество, недальновидность, жадность и безразличие пока что не оставляют горалам шансов на восстановление численности.

Увы, но и сами животные словно ставят палки в колеса попыткам их спасти. Эксперимент с вольерным содержанием горалов в Лазовском заповеднике показал, что эти животные крайне чувствительны к стрессу. Мало того, что их сложно поймать, но они могут погибнуть при этом. А в неволе они не размножаются и долго не живут. Так что создать резерв в неволе, чтобы подстраховать дикую популяцию, пока не получается. Сегодня диких горалов, по самым реалистичным прикидкам, около 600 голов. По большому счету, расти популяции просто некуда, несмотря на огромные территории заповедников. Если из этой огромной территории для проживания горалов подходит лишь небольшая часть, чудес ожидать не стоит. При этом кто знает о существовании горала? Кто устраивает кампании по спасению и сохранению вида? Горал, как Неуловимый Джо из дурацкого анекдота, - неуловимый, потому что никому не нужен. Кроме браконьеров.

Мне горал был очень нужен, хотя и для более благородных целей. Поэтому на следующий день после заезда мы встали пораньше и вышли к берегу моря. Признаться, среди моих многочисленных воспоминаний (а я родилась и выросла у моря) нет ни одного, с которым можно было бы сравнить Японское море и эти берега. Едва выходишь на пляж, и воздух становится в разы теплее. Море, по сравнению с привычными мне водами, тихое и гладкое. В воздухе едва уловим намек на соль и водоросли, нет крутого йодисто-соленого ветра, к которому я так привыкла. Не слышны крики чаек, их нигде не было видно. У берегов собирались лишь стаи нарядных уточек каменушек.

Весь берег - череда ломких белых скал, осыпающихся огромными валунами. Местами видны потеки от широких оползней. Только выбеленные стволы деревьев, выброшенные штормами, свидетельствуют о том, что море тут не всегда столь безобидно. По всей протяженности пляжа лежит галька. Причем, лежит она не плотно и ровно, а под уклоном, как ее намыло водой.

Очень быстро стало понятно, что идти по ней с рюкзаком - та еще кардио-зарядка. В дополнение к этому пляж пятнадцать раз пересекали насыпи огромных валунов, через которые приходилось перелезать. Тоже физически непростое дело. Особенно, когда нездоровится. А мне в первые дни ой как нездоровилось! Мигрень, которую я испытала в самолете, видимо была мягким намеком от моих сосудов, что они вовсе недовольны мной. В результате они пошли в разнос. Я ползала по камням и упорно волокла ноги по этой чертовой гальке, а в моих внутренностях бушевала революция. То есть мало моему организму было сгоревшей дыхалки, он еще сверху накинул несварение и обезвоживание. Что поделать, такое бывает в экспедициях, приходится закидывать в себя таблетки горстями и работать.

Я чувствовала себя полной рухлядью, сильно отставала от своих спутников, сходила с ума от жажды и тихо себя ненавидела. Но продолжала идти. Чего у меня не отнять, так это упорства, и тут меня очень выручило это качество. Довольно быстро все мысли о жажде, боли, стыде и самоуничижении стерлись. Осталась только одна - "продолжай ставить одну ногу впереди другой". Все равно, глядя на ту ловкость и легкость, с которой мои товарищи преодолевали все преграды, мне было невероятно стыдно, что я готова развалиться на ходу. Но ребята меня не гнали и не гнобили, ведь они были гораздо более привычны к таким нагрузкам и вовсе не ждали от меня каких-то невероятных скоростей. Даже если они уходили вперед, они периодически останавливались и ждали меня и всегда следили за тем, все ли со мной в порядке. Все мои проблемы были в моей голове, и только день эдак на третий я поняла, главное - что я продолжаю идти, без жалоб и драмы, просто упорно ползу, куда надо. Через пару дней мне полегчало и у нас сложилась нормальная схема ходьбы. Я двигалась с той скоростью, с которой могла, не расслабляясь, но и не работая на износ, а мои товарищи спокойно уходили вперед, посматривая лишь за тем, что я переползла очередной завал. Это было удобно для всех и предоставляло мне больше личного пространства, где я могла двигаться с комфортом, не пытаясь угнаться за кем-то.

Но это пришло потом. А в первый день мне пришлось очень несладко. Казалось бы, вся прибрежная зона - три километра, а поди пройди их, когда тебе плохо! Хорошо еще, по пути было на что отвлечься. На камнях ленивыми мешками картошки лежали ларги.

Ларга, она же - пестрая нерпа, - близкий родственник обыкновенного тюленя, вместе с которым образует род обыкновенных тюленей семейства настоящих тюленей. Латинское название вида - Phoca largha состоит из греческого слова phocа, что значит "тюлень", и тунгусского слова "ларга", которое тоже значит "тюлень". Из всего из этого следует, что ларга - самый тюленистый тюлень, который когда-либо имел честь тюленить. Не совсем правда, но с таким видовым и родовым названием не поспоришь. Мы привыкли называть всех ластоногих тюленями, но не все так просто. Ластоногие делятся на три группы - настоящие и ушастые тюлени и моржи. Ну, с моржами все понятно, но вот почему одни тюлени ушастые, а другие - настоящие? Оба рода произошли, вероятнее всего, от разных предков и в разное время. Ушастые тюлени, более древние, произошли от собакоподобного предка около 25 млн. лет назад в водах Тихого океана. Причем, в отличие от настоящих тюленей, они сохранили внешние ушные раковины, могут передвигаться по суше, опираясь на все конечности, держатся ближе к берегам. А вот более современные настоящие тюлени, появившиеся где-то 15 млн. лет назад в других, североатлантических, широтах и от других прародителей, больше приспособлены к жизни в воде и совершенно беспомощны на суше. Внешних ушных раковин они лишены и по земле передвигаются с грацией картошки, зато в воде они более эффективные плавцы и ныряльщики. Они меньше зависят от береговой линии, чем более древние, но не такие "продвинутые" ушастые тюлени. Причем, даже механика движений в воде у этих родов разная. Настоящие тюлени плавают за счет задних конечностей, ушастые гребут передними, задними они только рулят.

Пестрая нерпа -  достаточно многочисленный вид, в водах Японского моря встречающийся круглогодично. На нее разрешена охота и, в том месте, где я была, ларгу довольно часто забивают на приваду для медведя. Из-за такого положения вещей даже у берегов заповедника нерпы настороженно относятся к людям. Подозрительность можно немного ослабить, если не позволять им видеть свой силуэт полностью, но даже тогда, если ветер дует в сторону нерп, они предпочтут уйти с камней в воду. Отдыхающие на камнях ларги ведут себя тихо - спят себе и спят, не пошевелятся, так и не разглядишь сразу издалека. Бывает, возникают споры, особенно когда на забитый жирными тушками камень хочет влезть опоздавший, а места уже нет. Тогда опоздавший рыдает, но довольно быстро отступает, а те, кто вовремя подсуетился, могут лишь негромко и интеллигентно втолковать ему, почему он не прав. Но обычно даже это им делать лень. Никаких оглушительных скандалов, как у морских львов или котиков, нет. Есть только ленивые и благодушные толстячки, которые просто хотят погреться и поспать.

Нерпы совершенно спокойно могут спать в воде, будто поплавки покачиваясь на волнах. Над поверхностью торчит только голова, а жирок не дает замерзнуть и утонуть.

Мало по малу все нерпы нас увидели и сползли в воду, а мы пошли дальше. Надо признаться, берег сам по себе преподнес пару приятных сюрпризов. Во-первых, по линии прибоя повсюду лежали огромные ягодно-красные цианеи. Одну из этих медуз нам удалось найти в воде среди камней, где она еще пыталась противостоять течению, несшему ее на берег. Прекрасный купол величаво раскрывал и закрывал лепестки. Сочные краски хрустального тела медузы дразнили мое растравленное обезвоживанием воображение, превращая медузу в гору фруктового желе.

Цианеи могут достигать совершенно невероятных размеров - до 2,5 метров в диаметре и под 200 кг веса. Однако в Приморье габариты у них скромнее. Купол обычно достигает 50 см в диаметре. При этом щупальца даже у сравнительно небольших медуз растягиваются на десятки метров. Цианеи - хищники, соответственно, щупальца снабжены стрекательными клетками, способными вызвать неприятную, хотя и не смертельную (если нет аллергии), реакцию у человека. Я подозреваю, что видела цианей вида Сyanea capillata, то есть волосистых цианей или "львиные гривы". Но почему же у виденных мною медуз не было шлейфа из их знаменитых щупалец? Все просто, осенью у цианей проходит сезон размножения, после чего их тела понемногу начинают распадаться. К моменту, когда умирающих медуз выбрасывает на берег, длинный шлейф уже давно отброшен.

В последние годы крупных медуз стало так много, что находчивые кулинары из Китая, Японии и Южной Кореи научились их готовить. Медуз сушат, перетирают в порошок. делают из них желе и тофу или просто жарят. Перед жаркой их вымачивают в квасцах, итоговый деликатес называется "хрустальным мясом". О вкусовых качествах этого блюда ничего сказать не могу, не пробовала.

Нашлось у прибоя и еще кое-что интересное. Я заметила на некоторых камнях белоснежные наросты. Издалека можно было спутать с солью, но слишком уж большими были бы кристаллы, что невозможно в условиях более-менее заметного прилива. Я забралась на один из таких камней и пригляделась. Холодную поверхность глыбы облепили ослепительно-белые веточки. Сначала я решила, что это водоросли, но потом, пойдя наперекор правилу не трогать то, что я не знаю, особенно в море (!), я осторожно толкнула ногтем один из стебельков. Если честно, я считаю это очень большой глупостью с моей стороны, наверное, от усталости и недомогания мозг мой отключился, и я пошла на поводу у любопытства. Если бы это белоснежное чудо меня ужалило, поделом бы мне было. Но стебелек казался безобидным, тем более, что ларги на таких камнях лежали без видимых проблем. Он оказался не мягким, как полагалось бы водному растению, а крепким, хоть и гибким. Больше всего оно напоминало коралл, но явно кораллом не было.

С некоторым трудом я потом отыскала-таки, что же за чудо морское облепило прибрежные камни. Оказалось, это кораллиновые водоросли. Они действительно имеют некое сходство с кораллами так как  тоже строят твердую известняковую оболочку, защищающую их от травоядных морских обитателей. Их даже используют для подделки более дорогого коралла. Кораллины часто закладывают основу для новых коралловых рифов, так что играют довольно важную роль в морской экологии. Вероятнее всего, те водоросли, которые я нашла, относились к виду Corallina pilulifera или кораллина шариконосная. Это красные водоросли и обычно их стебли окрашены в красноватые оттенки, однако те, которые видела я, приобрели безупречную белизну под воздействием солнечных лучей. Из-за карбоната кальция в их тканях эти водоросли хорошо сохраняются в качестве окаменелостей, поэтому их летопись насчитывает сотни миллионов лет. Так же как и настоящие кораллы, известняковые водоросли чувствительны к повышению кислотности воды.

После перехода, который показался мне вечностью, мы дошли до тех камней, в которых планировали ждать нашего горала. Здесь, в кармане между двумя скалами, уже несколько лет жил один и тот же самец. На склонах были видны вытоптанные копытцами горалов тропки. День был теплый и, несмотря на то, что горалы активны в любое время, в такие яркие солнечные часы они могут устроить себе сиесту.

Мы разместились, выбрав себе места поудобней среди нагретых осенним солнцем валунов. От жажды мой язык уже превратился в наждачную бумагу. Я выпила пару чашек чая из термоса, но это не утолило болезненного желания. Я пила маленькими глотками, держала чай во рту, чтобы как можно больше впиталось через слизистую ротовой полости, но этого было мало, а ведь термос был один на всех. Осмотрев скалы, я заметила, что не так далеко от нашего укрытия по камням сочится вода. Решив попытать счастья, я пошла осматривать это место. На первый взгляд ничего утешительного, но мне казалось, что тут просто должна где-то либо скапливаться, либо нормально течь вода. К великому облегчению, нашлась-таки лунка, где собралось пару горстей чистой воды. Я прикинула, насколько велика вероятность подцепить что-нибудь от этой воды, мысленно вспомнила горестное, но такое уместное "Не пей, козленочком станешь!" и все же уступила жажде. Несколько хороших, больших глотков холодной воды принесли мне долгожданное облегчение. Я оставила лунку наполняться и вернулась на свое место, твердо решив в следующий раз взять не менее полутора литров питьевой воды исключительно на свои нужды.

Горалы не любят перемещаться на большие расстояния и не любят глубокий снег. На таких вот скалах, обдуваемых ветрами в любое время года, они в любой сезон могут найти разнообразные растения. Что интересно, горал может долго кормиться, стоя на одном месте. Список употребляемых им растений очень велик, и животное может найти достаточно корма, никуда не уходя, а выедая растительность там, где стоит. Странно, но такой образ питания весьма экологичен, и, в отличие от обычных коз, горал не наносит ущерб своей территории. Именно это позволяет им годами проживать на одном маленьком участке.

Что интересно, скалы с обратной стороны закрыты дубравой. Хвойники и лиственницы тут в меньшинстве. Повсюду растут кривые монгольские дубы, которых в самой Монголии - кот наплакал. Но описали и назвали их впервые именно там, а когда узнали, что основная популяция растет у нас в Приморье, было уже поздно переименовывать. Как выяснилось после обеда, обилие листопадных деревьев тоже дает преимущество горалам. Не дождавшись нашего горала, после обеда мы отправились на эти самые горы, чтобы подойти со стороны леса и посмотреть на обрывы сверху. Сухая листва, которой иногда было навалено выше колен, так шумела, что было понятно, ни один хищник не подойдет тут к добыче незамеченным, а уж два фотографа тем более!

Снова пришлось мне напрячь силы. Горки-то крутые, а с учетом уходящего света, надо торопиться! Я старалась, очень старалась идти как можно быстрее в гору, наверстывая потерянное время на спусках. Пот лился с меня ручьями, будто я сидела в бане, а не шагала по лесу. Очень скоро дали о себе знать травмированные легкие, их жгло и пронзало острыми иглами боли. Мне казалось, еще немного, и я начну их выплевывать по кускам, но кашлять очень не хотелось!

Одно было хорошо - воздух был невероятно чистым, а в местах, где рос дальневосточный рододендрон, он еще и наполнялся сладким ароматом эфирных масел. Что удивительно, на многих кустиках еще держались цветы, хотя запах шел не от них, а от потревоженной листвы низкорослых кустиков.

Из-за географических особенностей этого места, солнце уходит здесь довольно рано, унося с собой тепло и золотисто-розовый свет. Время поджимало. Но вот в одном из "карманов" в скалах Валерий нашел не одного, а сразу трех горалов! Скорее всего, это была самка с двумя подростками, ведь молодые горалы могут до года держаться рядом с матерью. Животные слышали нас, тут сомнений быть не могло, но разглядеть нас у них не получалось. Мы затаились на самом краю обрыва. Горалы никак не могли решить, убегать им или нет.

Они начали понемногу смещаться, надолго задерживаясь там, где их укрывали ветви и кустарники. Уходить им явно не хотелось, но они ни как не могли решить, опасно ли тут оставаться или нет. Видимо, они предпочли подстраховаться и неспешными перебежками ушли за другую скалу. У горящей золотом лиственницы один из них задержался, чтобы в последний раз обернуться в нашу сторону. Горал нас по-прежнему не видел, поэтому стоял долго, будто позируя.

Надо признаться, для первого дня это было очень и очень неплохо! Такое начало воодушевляло, несмотря на все трудности. До лагеря мы успели дойти еще засветло и я сразу побежала к ручью, из которого мы брали питьевую воду. Студеная вода меня не пугала, от меня исходил жар, будто я только что выскочила из парной. Окатываясь из ковша, я чувствовала, как боль, недуг и усталость немного отступают. Было ясно, что в ближайшие дни придется потрудиться, но результаты обещали быть стоящими всех усилий. 

Тем вечером мы посовещались и решили, что снимать горалов сверху мы еще вряд ли станем. Угол нам не нравился да и подойти незамеченными сложно, не говоря уже о том, что я явно не могла резво бегать с одной горки на другую. Мы склонялись больше к тому, чтобы больше уделить время тому самому самцу, чью территорию мы достоверно знали. Ноги, может, и кормят волка, но фотограф-натуралист, чаще, охотник засадный. Шансов снять что-то хорошее больше, если ты затаишься в нужном месте. На том и порешили.

Неизвестно, что таили в себе следующие дни, но первичный результат был не такой уж и плохой. И это снимало с меня часть напряжения, немного облегчая мои муки из-за собственного самоедства. Животные тут явно были в изобилии, а мне обязательно станет легче! Впереди еще целых четыре съемочных дня и мне очень хотелось верить, даже наперекор собственным ядовитым сомнениям, что все у меня получится.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...