Коста-Рика стала главной сценой событий серии "Парк юрского периода" Майкла Крайтона, и хотя доисторическое животное так и напрашивалось в окружающие меня тенистые джунгли на границе с Никарагуа, здесь не было недостатка в странных, ядовитых и опасных современных животных. Меня это нисколько не сдерживало. Всякий раз, когда наступала сиеста, у меня появлялся шанс побродить по окрестностям и, вместо того, чтобы отлёживать бока в лодже, я решила использовать такую возможность на полную и изучить берега водоемов у подножия холма. Мне хотелось поснимать василисков, и гораздо больше, чем любые дикие звери, меня беспокоили два потрепанных нелегальных мигранта с мачете, которые явно пересекли границу с Никарагуа по лесным тропам. До этого в ходе другой съемки мне довелось столкнуться с браконьерами, желания повторить этот опыт я не испытывала.

Итак, я начала с того, что двинулась вдоль водоема по гребню холма, высматривая василисков, загорающих на прибрежным камнях и поваленных деревьях. Увы, мне категорически не везло, возможно из-за дикой жары - солнце выжигало все, что не укрывала тень от густой зелени. Меня это несколько расстроило, мне очень хотелось снять дикого василиска, желательно, самца. И тут я заметила, что за мной идет слежка. Несмотря на то, что я находилась довольно далеко от воды, да еще и высоко на склоне холма, я умудрилась привлечь внимание крупного каймана. Он был примерно два метра в длину и очень массивным. Я сменила направление движения, чтобы проверить свои подозрения, и животное повернуло следом за мной одним тягучим, медленным движением, исполненное ленивого спокойствия и уверенности, что я ему по зубам. Он следовал за мной, как привязанный, хотя и делал это весьма ненавязчиво. Как я упоминала, склон холма был довольно крутой и стоило мне спуститься поближе и оступиться или поскользнуться, увернуться от нападения каймана было бы сложно. Я осмотрелась и решила спуститься. Самым безопасным местом казалась та перемычка, по которой пролегала дорога в лодж. Я спокойно направилась в ту сторону, кайман сопровождал меня с возрастающим интересом. Вот он уже зашел в мелководье у песчаного берега, пытаясь скрыться в кувшинках. Чем ближе он подплывал ко мне, тем медленнее и осторожнее он двигался, чтобы не выдать себя рябью на воде. Наконец, он остановился.

Он лежал неподвижно, будто греясь на солнышке, но он только что выслеживал меня и иллюзий на его счет я не питала. Этот зверь готов был в любой момент попытаться меня сцапать. Я стояла не шевелясь, чувствуя его сосредоточенное внимание. У меня были свои цели, у каймана - свои. Мне нужно было найти точку для съемки с уровня земли, но при этом безопасную. Я поэкспериментировала, сделав пару шагов туда-сюда, и кайман тихонечко придвинулся еще ближе. Теперь он казался меньше, чем когда я смотрела на него с холма, он не представлялся таким уж страшным, и мне пришлось напомнить себе, как именно выглядело это животное чуть ранее. К тому же, он следовал за мной с такой уверенностью, у меня сложилось впечатление, что он уверен, что справится со мной. Я не горела желанием выяснять, насколько верно его мнение.

расстояние броска у крокодиловых обычно равняется длине их тела. Держа эту мысль в уме, я осторожно обошла каймана, проверив, не поджидают ли меня живые капканы со стороны второго пруда, опустилась на колено и сделала снимок. Эта чистая вода и сочная зелень и сейчас манят меня к себе, пока я не наталкиваюсь на этот очень внимательный глаз. Это был самый крупный из встретившихся мне там кайманов, другие едва ли были длинней моей руки и очень быстро начинали нервничать, замечая наведенный на них объектив.

К сожалению, ничего более интересного мне у воды не встретилось. Я искала ночных квакв и василисков, но все, что мне попалось, это - большая голубая цапля на рыбалке.

Однажды местные жители сообщили, что в болоте неподалеку пара челноклювов построила гнездо и вывела птенцов. Естественно, мы все отправились проверять эту информацию. Прогулка к месту была хоть и недолгой, но очень нелегкой. Мокрая и вонючая болотная грязь засасывала ноги, стоило на нее ступить. Крученые корни цеплялись за ботинки и мне приходилось пользоваться штативом, чтобы сохранить равновесие, а не нырять рыбкой через каждую пару шагов. Жара и влажность в зарослях вокруг болота были нестерпимыми, в этой бане я практически сразу вымокла до нитки. Когда мы пришли к гнезду, мы выстроились в ряд по берегу, чтобы у всех была возможность видеть птенцов. Мы стояли и ждали родителей, а я чувствовала, как меня быстро засасывает все глубже в трясину. Любое топтание на месте, попытки высвободить ноги из смрадной чавкающей жижы и найти новую точку опоры только ухудшали ситуацию - потревоженная грязь вовсе превращалась в кашу. Гнездо отлично подходило птицам, но ничуть не подходило фотографам - фокус сбивался из-за листьев и веток, света было мало, птенцы не шевелились, а родители не спешили навестить потомство. Может, для наблюдения за птицами, их изучения, это место и было хорошо, но снимать там было невозможно. По прошествии какого-то времени мы убедились, что ждать больше нечего, и отправились в обратный путь по той же самой кошмарной тропинке. На самом же деле, мне понравилось пробираться сквозь густые джунгли по колено в грязи. Мне интересней снимать, когда есть какой-то элемент преодоления сложностей, чем когда все подается на блюдечке с голубой каемкой. Жаль только, что после всего этого я не получила хорошего кадра, но где-то находишь, где-то теряешь. Фотограф-натуралист быстро этому учится.

Нам срочно требовалось что-то для поднятия боевого духа, поэтому мы отправились в лес за лоджем. Там, в густом мху, покрывавшем густым ковром упавшее и почти разложившееся дерево, мы нашли множество маленьких древолазов. Крохотные ядовитые лягушечки легко уместились бы на ногте большого пальца, но оказались очень проворными и опасными. Занимался ими Майкл и, когда он поймал одну голыми руками, а потом по забывчивости провел рукой по лицу, то яд проник в кровь через микроскопические порезы на коже, оставшиеся после бритья. Очень скоро его лицо онемело там, куда попал яд. Хорошо еще, что доза была минимальной, но мне все равно кажется, что приятного для Майкла в этом было мало.

Яд этих удивительных маленьких лягушечек - сложный состав алкалоидов, которые, если верить последним данным, животные получают вместе с поедаемыми насекомыми. Некоторые исследования позволяют считать, что самки специально откладывают для своих головастиков неоплодотворенные икринки, содержащие крохотные дозы яда, чтобы съевшее их потомство могло безопасным способом ввести в свой организм токсины, выработать к ним иммунитет и начать их накапливать. Экземпляры, выращенные в неволе и лишенные ядовитых "пищевых добавок", не токсичны, однако быстро пополняют запас, стоит им сменить диету на более естественную. Сегодня ученые изучают возможное применение их яда в качестве обезболивающего, мышечного релаксанта и лекарства для сердца. Столько опасности и столько потенциальной пользы, и не от какой-нибудь огромной навороченной лаборатории, а от маленького существа, которое просто хочет, чтобы его оставили в покое и позволили жить.

В следующий раз, когда мы работали с древолазами, Майкл был осторожнее. У цистерны, в которую собирали дождевую воду, росли большие бромелии с жесткими жирными листьями. Там-то мы и нашли красящих древолазов. Бромелии накапливают воду у основания листьев и в сердцевине, а маленькие лягушки прячутся там в своих персональных бассейнах. Этот вид древолазов был заметно крупнее тех крошек, которых мы снимали ранее. Они были и поспокойнее, предпочитая не прыгать как полоумные, а лазать по листьям. Зеленый рисунок на коже этих лягушек чудесным образом отливал металлическим блеском. Древолазов я могла бы снимать целый день, настолько завораживают переливы их цветов.

Другую модель нам с большой осторожностью принесли в холщовом мешке, и поверьте мне, она была в ярости от такого обращения! Она громко шипела и раздувалась, высказывая нам всю глубину своей неприязни. Это был крупный и очень активный ботропс, ни капли не походивший на своего невозмутимого собрата, которого я снимала почти неделю назад. Эта змея даже сделала несколько бросков, когда мы все двигались вокруг нее, кажется, она даже умудрилась поймать кого-то за ботинок. С этой змеей я вела себя куда осмотрительней, но удержаться и не снять ее крупным планом в угрожающей стойке было выше моих сил.

Так как мы жили посреди нетронутой дикой природы, мы делили наше временное пристанище с животными. Мне случилось поймать ящерицу на террасе, где я спала. И хотя меня тихонечко попросили больше так не делать, потому что это может быть опасно, а больница далеко, мы все ее поснимали, а потом выпустили. Я настойчиво призываю не хватать незнакомых вам животных. Лично я это иногда делаю потому, что знаю, как обращаться с рептилиями, я с детства занималась террариумистикой и содержала разнообразных, даже очень злых и кусачих чешуйчатых любимцев. Я знаю, что делаю, и знаю, как не причинить вред животному по неосторожности. Я также знаю, что делать, если ящерица меня укусила, а главное - как до этого не доводить. Если схожего опыта у вас нет, позвольте кому-то другому заниматься вашей моделью.

С одним малышом я была рада познакомиться поближе. Это был детеныш обыкновенного удава, которого местные прозвали Барри Боа (по-английски этот вид удава называется "боа"). Барри был очень спокойным и невозмутимым в присутствии человека, и пока мы его снимали, с ним обращались очень нежно. Очень красивая и приятная маленькая змейка. Оттенки коричневого, составляющие основу его камуфляжа, были насыщенными и складывались в яркий характерный узор. Но его чешуя была словно наделена волшебством - по ней танцевали радужные переливы, стоило свету упасть на тело змеи под определенным углом. У малыша Барри окраска была намного ярче, чем у взрослых змей. Желаю ему вырасти большим и толстым удавом (этот вид может достигать в среднем 3-4 метров в длину и 25кг в весе). Барри был очень милым.

Как видите, я вполне открыто рассказываю о превратностях судьбы фотографа-натуралиста и не боюсь показать провалы вместе с успехами. Все это - часть процесса, по итогам которого остаются очень яркие, очень ценные воспоминания. Конечно, когда я работаю в сжатые сроки, давление может быть просто безумным, потому что второго шанса у меня может не быть. Но даже если я не сделаю желанный снимок, само приключение надо ценить. Так что я изо всех сил борюсь с детским разочарованием и нервозностью и просто отмахиваюсь от расстройства, когда что-то идет в разрез с моими планами и пожеланиями. И про себя я всегда, абсолютно каждый раз говорю "спасибо" Природе, когда что-то складывается удачным образом. Это помогает мне сохранять сбалансированных подход к работе с дикими животными и никогда не принимать природу как должное. В результате я всегда получаю воспоминания, которые с теплотой храню долгие годы, а это - всегда успех.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ....