Мое время в Коста-Рике подходило к концу, на тот момент состоялось уже две сессии с колибри, а желаемых снимков пока не было. Самой большой проблемой оставался свет. Работали мы с птицами, которые едва достигали десяти сантиметров в длину, но при этом носились с о скоростью выше 50 км/ч. Крылья, которые было сложнее всего "заморозить", совершали 12 ударов в секунду у более крупных видов и почти 60 ударов в секунду - у более мелких (рекорд - 80 ударов в секунду, но не у тех, кого я снимала). Даже в солнечный яркий день свет был не тот, что нужно для успешной "заморозки" этих крыльев.

Приведенные выше снимки - самое близкое к тому, что я хотела, но "шевеленку" по краям крыльев видно невооруженным глазом. Снимать с сильной "шевеленкой" никто, конечно же, не запрещает, если именно такова творческая задача. Такая техника существует и, несмотря на определенные тонкости и сложности, она способна дать потрясающие результаты. Однако я была одержима идеей полной "заморозки" мгновения. Для меня что-то есть в том, что можно остановить мельчайший фрагмент времени, который обычным взглядом и не различишь. Можно получить возможность свободно и не торопясь рассматривать и изучать подробности, которые при иных обстоятельствах были бы навсегда потеряны. Выразительный взгляд животного, ускользающие эмоции на его мордочке, красивая линия тела в динамике - все это легко проглядеть в стремительном потоке времени, если только фотография не остановит нужное мгновение. Между долями мгновений, доступными нашему восприятию, скрыты настоящие сокровища, и их поиск безмерно меня увлекает. Именно поэтому видео снимать я не люблю и пока что такую перспективу всерьез не рассматриваю.

Для получения нужных кадров надо было пересматривать нашу стратегию, поэтому Майкл и ребята из лоджа организовали чуть ли не студию в лесу. На одной из тропинок в джунглях затерялась беседка. Деревянная постройка посреди тропических зарослей выглядела странно, как чуждое напоминание о человеческом присутствии, окруженное непробиваемой стеной зелени, которую не мог преодолеть даже солнечный свет. Снимали мы тут по очереди, и каждый получил столько времени, сколько было необходимо.

Буквально за пределом покрова, предоставляемого крышей беседки, висела кормушка для колибри. Солнце клонилось к закату, и времени на подготовку у нас почти не было, птицы должны были вот-вот появиться. Ночью колибри впадают в своего рода кому, чтобы минимизировать расход энергии, поэтому последняя порция высокооктанового топлива для них имеет большую ценность. Нам надо было подготовиться, чтобы не стоять у птиц на пути. Хорошо, что всю основную работу уже проделали за нас. Под навесом стоял штатив с объективом Canon EF 300mm f/2.8L IS II USM. Несмотря на то, что диафрагму мы должны были зажимать как минимум до f/9, качество линзы все равно давало нам преимущество, - объективы с постоянным фокусным расстоянием (фиксы) обычно намного быстрее телевиков. работать со светочувствительным фиксом было одно удовольствие, но по сей день в работе с дикой природой я лично отдаю предпочтение телевику. И не только потому, что хорошие фиксы стоят, как крыло самолета.

Во-первых, они чертовски тяжелые, а если накинуть к их весу еще и вес их защитной упаковки, перевозить их становится очень нелегко, особенно когда таскаешь свое снаряжение сам и забираешься подальше от цивилизации. При этом в экспедицию при таком раскладе придется тащить несколько фиксов! Во-вторых, постоянное фокусное расстояние хорошо в контролируемых условиях, но когда перед вами объект, который волен двигаться, как бог на душу положит, вы просто не сможете подстроиться под изменения в расстоянии между вами. Несомненно, телевики выдают изображения с чуть более низким качеством из-за дополнительных оптических элементов в их структуре, они будут медленнее и темнее. Но при съемке дикой природы порой приходится идти на компромиссы, и в полевых условиях я предпочитаю большую свободу, которую получаю при работе с телевиком.

В то время я использовала телевик Sigma APO 150-500mm f/5-6.3 DG OS HSM и была вполне довольна. Да, рисунок у него был чуть более мягкий, чем у родных линз Canon, но в линейке Canon единственный объектив с фокусным расстоянием в 500 мм был огромным тяжелым фиксом, а от использования конвертеров я давно и категорически отказалась. Пробовала я использовать конвертеры с телевиками Canon, и результат меня настолько разочаровал, что я не долго думая перешла на телевики Sigma. Хорошо, что предубеждений против использования аналогов у меня не было и я смогла подобрать подходящий мне вариант.  На сегодняшний день я перешла на более совершенный телевик Sigma 150-600mm F/5-6.3 DG OS HSM Sports (при этом фотоаппарат по-прежнему Canon) и пока вполне удовлетворена результатами его работы. Выбор техники для съемки дикой природы это сложный поиск равновесия, главное - найти тот вариант, который подходит лично вам.

Вернемся к установке "лесной студии". Кормушка была полностью заправлена фруктовым сиропом и все кормовые отверстия, кроме одного были заклеены скотчем. Так можно было быть уверенным, что птицы будут подлетать только с одной, нужной нам стороны. С учетом этого были установлены три синхронизированные вспышки для обеспечения достаточного количества света. Одна подсвечивала фон, другая светила птице "в лоб", а другая давала подсветку со стороны фотографа. На первый взгляд такое количество мерцающего света может показаться слишком жестким для столь маленьких птичек, но, странным образом, животных далеко не всегда беспокоят вспышки, особенно птиц. Если только они не живут в районе, где вспышка света означает выстрел ружья охотника, обычно животные практически не реагируют на такую дополнительную подсветку. Да, некоторые могут испугаться, но тут уж придется либо заранее изучать повадки объекта, либо действовать наугад и надеяться на лучшее. В любом случае, при правильном использовании досветки вреда животному вы не причините, а у самого зверя будет возможность свободно покинуть место съемки, если ему что-то не по вкусу. Если вы читали о моей съемке дикого амурского тигра, то возможно помните, как тигрица боялась луча обычного фонаря, принимая его за некое телесное существо, тогда как серия ярких вспышек не вызвала у нее ни малейшей реакции.  Я люблю и даже предпочитаю естественный свет в своей работе, но съемка со вспышкой все же заслуживает место в съемке дикой природы.

Установки камеры для этой съемки в условиях вечернего полумрака не отличались какими-то перегибами. Как я уже говорила, диафрагма была зажата до f/9, с такими объектами как колибри вам понадобиться вся ГРИП (глубина резко изображаемого пространства), которую вы сможете выжать. Оптимальное значение ISO для моей камеры было 320, а скорость - всего-то 1/250. Фокус был наведен на самый конец кормушки, после чего объектив был зафиксирован в ручном режиме.  Во время съемки кормушка так сильно раскачивалась, что зачастую вылетала из кадра. Одним из важнейших элементов снаряжения был спусковой тросик. если при съемке колибри смотреть в видоискатель, то угол обозрения у вас становится слишком узким. При скорости движения колибри, вы не успеете отреагировать, когда увидите ее в видоискателе. Пока вы нажимаете на кнопку, птица уже улетела. Вам нужен широкий угол обозрения, поэтому придется пользоваться тросиком. Он же уберет воздействие ваших рук на камеру и снизит вероятность шевеленки по вашей же вине. Обратите внимание, что этим приемом я воспользовалась, снимая мою амурскую тигрицу ночью. Если бы я не выучила и не отработала этот прием в Коста-Рике, я бы бестолку проторчала бы пять суток в тайге. Жуткая мысль!

Сумерки сгущались, мягко растворяясь в глубине леса, Мир вокруг превратился в единую губчатую массу зелени. Птицы появились, едва граница между днем и ночью размылась окончательно, но времени на то, чтобы каждый из нас смог отработать свою серию, все равно хватило. Я быстро распознала, что у каждого вида колибри был свой рисунок полета, очень индивидуальный и предсказуемый. Это сильно помогло в процессе. Птиц было не слишком много, и видовое разнообразие не зашкаливало, но все равно колибри были прекрасными и запоминающимися моделями.

Самыми крупными были длинноклювый отшельник (он же солнечный колибри) и якобин.

Из всех отшельников этот - чуть ли не самый скромный, но его форма все равно привлекает к нему внимание. В другом месте я видела серогрудого солнечного колибри, чье оперенье окрашено в блестящий зеленый цвет, но там у нас небыло такой замечательной "студии".  Сам лодж находился за пределами ареала более ярких солнечных колибри, что ж тут поделать! Что есть, то есть.

Отшельник был наиболее медлительным и пассивным из присутствовавших колибри. Для птицы, у которой самцы отращивают на конце клюва чуть ли не кинжал, он вовсе не вел себя как задира.  С другой стороны, отшельники не территориальны, они перелетают от цветка к цветку, заявляя права на свой участок только в сезон размножения. Тогда несколько десятков самцов собираются на общее токовище и поют от всей души. На этом их вклад в будущее вида практически заканчивается, после краткого спаривания самка будет заниматься строительством гнезда и потомством одна. Отшельники живут по принципу "помотросил и бросил".

Якобин - птичка невероятно красивая. Самец - элегантен, как рояль, и весьма приметен. Его безупречно белый животик хорошо контрастирует с переливающимися синими и зелеными перышками на теле.

В прошлый раз я вам рассказала о структурной окраске синих перьев. Так вот, металлический блеск и радужные переливы тоже носят структурный характер. Радужное перышко состоит из тончайших слоев кератина, переложенных цилиндрическими клетками меланина. Когда пучок света попадает на эту структуру, часть его отражается верхними слоями кератина, а часть проникает глубже и отражается уже нижними слоями. Из-за того, что часть света, прошедшая глубже, отражается с небольшой задержкой, разделенные волны света двигаются вне фазы. Теперь при перемещении пера эти волны будут либо дополнять друг друга, либо нейтрализовывать, соответственно, отражая больше или меньше света. Таким образом, кератиновые слои могут отражать только один цвет при каждом конкретном положении пера по отношению к источнику света, и цвета будут меняться при перемене угла освещения.

Более мелкая, но и более агрессивная и территориальная коричневохвостая амазилия показывала чудеса высшего пилотажа, утверждая свое главенство в очереди к кормушке. Несмотря на то, что кормиться птицы могли лишь через одно отверстие, сироп заканчивался очень быстро. Не страшно, у нас про запас было еще две бутылки со сладкой приманкой. Но для таких крох скорость поглощения пищи у колибри просто запредельная!

Под занавес, когда последние остатки дневного света уже готовы были раствориться в океане зеленого бархата, явилась звезда. Птица была крохотной, но даже в тусклом свете вечерних джунглей, она сияла, будто ожившая драгоценность. А какое название у этого чуда -  фиалкошапочная лесная нимфа! Даже ее латинское название звучит как песня - талурания.

Любопытно, что самки этого вида содержат значительно более качественные и большие по территории угодья, нежели самцы. Самочки более агрессивны и территориальны, ведь им есть за что сражаться - их наделы обычно производят больше высококачественного нектара, что привлекает конкурентов. Может, ученые и назвали их нимфами, но эти девчонки - настоящие амазонки!

Наконец, безумная кормежка пернатых закончилась и последние лучи света ускользнули сквозь пальцы. Лес замер, делая глубокий вдох, пока одна половина его населения укладывалась спать, а другая только просыпалась. Еще немного, и мы должны были приступить ко второй части нашей съемки, той, которую я ждала с особым трепетом.

В паре метров от кормушки и нашей "студии" был едва заметный просвет в листве. Маленький полумертвый фонарик был установлен так, чтобы подсвечивать это место. Его тусклого света хватало лишь на то, чтобы наши глаза могли уловить движение в том направлении. Задача заключалась в том, чтобы нажать на спуск, едва ты это движение заметишь. Так появлялись летучие мыши-нектарницы. Хоть их и было много, но с какой же невероятной скоростью они двигались! никогда не жаловалась на свою реакцию, но нектарницы заставили меня попотеть! Лишь один из ста кадров давал хоть какой-то результат. Большая часть из них фиксировала лишь размытые непонятные части тел летучих мышей. Но то, что получалось, стоило затраченных усилий.

Не все с восторгом отнеслись к новым моделям. Некоторым они показались неприятными, а сам процесс - слишком сложным и малорезультативным. К тому же, голод давал о себе знать. Мне же было все равно, впервые я своими глазами видела нечто подобное, никакая сила не могла меня отвлечь от съемки. Для меня процесс превратился в игру больших чисел - чем больше снимаешь, тем больше вероятность на успех, а для этого нужно время. К черту сон и еду, слишком уж редкая была возможность, чтобы променять ее на что-то, с чем можно повременить. Поесть и поспать я всегда успею, но вот животные второго шанса не дадут. Да, в экспедициях я превращаюсь в трудоголика и фанатика, но это лишь потому, что каждая возможность уникальна. И я буду работать столько, сколько нужно, чтобы выжать максимум из каждой ситуации.

Мои коллеги ушли в сторону лоджа, и темнота тропического леса сомкнулась вокруг меня. Весь мир сжался для меня до  умирающего лучика немощного фонарика. Собственное тело и разум, казалось, растворились в гуще тьмы. Я стала лишь глазами, ловящими движение, и рукой, нажимающей на спуск. Появилось чувство полной отрешенности от окружающего мира и собственного восприятия своего бытия в нем. Стая носух, похоже, протопала совсем рядом со мной, они шли грабить лодж, а я едва обратила внимание на то, что рядом кто-то шубуршится. Процесс съемки полностью поглотил меня.

Мышки кусались и склочничали из-за нектара. Передо мной разворачивалась жизнь, которой до сих пор я не видела. Сироп заканчивался, и мне пришлось взять запасную бутылочку и идти пополнять кормушку. Когда я заливала сироп в кормушку, в меня врезалась летучая мышь. По ощущениям, ее аж расплющило. Кажется, мы обе одинаково удивились, потому что повисла неловкая пауза. Так вот я и стояла посреди густых ночных джунглей с бутылкой сиропа в руке и летучей мышью меж лопаток. Мышка все же быстро пришла в себя и упорхнула.

Где-то в районе девяти вечера пришел сотрудник лоджа, принес мне еще одну бутылку с сиропом и сказал, что кухня закрывается, но для меня отложили тарелку с ужином. Я заботу оценила и поблагодарила его. Работу можно было продолжать. Вспоминая этот момент сейчас, могу сказать, что меня больше насторожили шаги незнакомого человека, чем одиночество в чернильном мраке леса в окружении незнакомых животных и многочисленных ядовитых змей.

Закончила я, по-моему, около одиннадцати часов ночи, после чего направилась в лодж по чавкающей грязи размытой тропинки. К тому моменту глаза уже привыкли к темноте и идти сквозь лес было легко. Моя компания еще сидела за столом, обмениваясь впечатлениями. Я, почти не жуя, глотала свой холодный ужин, пока коллеги рассматривали мои кадры драматичных событий в жизни нектарниц. Навалилась хорошая усталость. День был трудным, но таким насыщенным.

Позднее я попыталась определить, с какими именно летучими мышами я имела дело. В Коста-Рике их насчитывается аж 110 видов, а я по рукокрылым далеко не эксперт. Кажется, серенькие - это длинноязыкие листоносы (они же землеройковидные листоносы или землеройкообразные длинноязыкие вампиры, которые совсем не пьют кровь, а только нектар).

Коричневые могут быть панамскими копьеносами, но утверждать точно не возьмусь.

На этом экспедиция подошла к концу, пора было возвращаться в цивилизацию. Снова мы отправились в дорогу, оставляя позади кофейные плантации и голубовато-зеленые кусты ананасов, ярко оттененные красной землей. Изрытые глубокими ямами грунтовки перетекли в гладкие асфальтированные полотна  извилистых дорог.

В Сан-Хосе нас ждал прекрасный отель "Бугенвиллия", тонущий в разноцветной пене одноименных цветов. После стольких дней в полном отрыве от благ цивилизации, гостиница казалась еще более роскошной. Снова можно было принять теплый душ, не опасаясь разряда тока, можно было поспать в мягкой кровати под кондиционером, а не на улице в гамаке. И все же я многое бы отдала за то, чтобы вернуться в горы и леса и снова отправиться на поиски скрытых живых сокровищ! Столько всего еще хотелось посмотреть и отснять! Не моргнув глазом я бы променяла весь этот комфорт на дикую природу.

Как бы то ни было, я затоварилась сувенирами и провела оставшееся время, слоняясь по саду гостиницы. Отелю принадлежит около восьми акров земли, на которой они разбили прекрасный сад, где тоже можно найти птиц вроде этого сердитого мотмота.

В заключение хочу сказать, что поездка стала особенной не только потому что я столько всего узнала и повидала. В какой-то мере мне удалось хотя бы частично соприкоснуться с собственными корнями. Я родилась в похожих условиях, но мне не дано было познать их в полной мере. В джунглях Коста-Рики я стала кусочком головоломки, встающим на место. Здесь, как нигде и никогда, все внутри меня обретало свой истинный смысл - моя любовь к жаре и влажности, предпочтения в уровне света и еде. Все мои внутренние установки формировались именно в таких условиях, и здесь они пришлись к месту. Ни в одном другом краю я не испытывала ничего подобного. Именно для этих условий я была создана, и я в них вернулась, как к себе домой. Мой потерянный Рай все еще оставался за пределами моей досягаемости, но в Коста-Рике я оказалась настолько близко к правде, насколько это было возможно в тот момент. И все встало на свои места на каком-то клеточном уровне.

С тех пор жизнь забрасывала меня в очень разные места, и я понятия не имею, куда она меня приведет в дальнейшем. Не знаю, увижу ли я когда-нибудь место, где я родилась. И все же я рада, что у меня останутся осознанные воспоминания о чем-то сильно похожем и представление о том, как оно должно ощущаться. Как будто я вернула что-то давно украденное у меня. Теперь эти воспоминания у меня есть, и никто не сможет их у меня отнять.